Персональный апокалипсис

Еще одно мрачненькое творенье из архива.


Бледный дождь, противно моросящий на противные головы бледных людей, накрыл серый город. Отделенный двумя стенами туманного пространства мегаполис кипит в собственной бледной крови.

Люди топчут землю, топчут мокрый асфальт, топчут офисы, институты, квартиры, магазины, тренажерные залы, кинотеатры, театры тоже топчут, но меньше, топчут остановки, парки, скверы, стадионы, площади, рынки, топчут друг друга и сами себя.

Сумасшедшая масса бледных масок движется по улице и непременно спешит, отбивая маршевый ритм своими мерзкими, грязными ботинками, туфлями, сапогами, сапожками и прочей рухлядью на каблуках.

Пустые глаза смотрят на витрины, на машины, на сотовые телефоны, на пивные бутылки, на обсосанную сигарету и на такие же пустые глаза стоящего напротив микроцефала.

Усталые, безразличные, лязгающие голоса просят передать на билет, требуют свои отвратительные два рубля сдачи, так как будто это их последние деньги, кричат в трубку мобильного телефона: «Ты где?», похрюкивают, предвкушая плотское удовольствие, и гавкают, выказывая неудовлетворенность свежестью давно стухшего пива.

Бледный дождь продолжает тоскливо моросить уже без малейшей надежды смыть грязь с бледных голов и бледных душ. Природа беспомощна: все равно, что чистить ассенизаторскую говнососку изнутри зубной щеткой.
Ты идешь в толпе по мокрой улице. Тебе нечем дышать. Грудь сводит судорога.
Ты сдавлен со всех сторон. Тебя втаптывают в грязь.

Дыхание прерывистое, на языке фальцетом застрял истошный крик. Ты на пределе. Вытянувшийся в струну, ты готов в любую секунду лопнуть, разрезая в кровь окружающих смертоносным металлом. Ты – смертельный маятник, повисшая на нитке гильотина.

Напряжение доходит до какого-то крайне пика и куда-то пропадает. Тебя сломали и смяли.

Беспомощный, полуживой ты смертельно опасен. Тебе кажется, что ты и сам мертв уже. Нет ощущения ни жизни, ни существования, ни бытия. Тебя смешали с грязью и удавили.

А вырваться в поле! В чистый, степной простор, где ветер развевает и гладит волосы, где небо так близко, что можно дотронуться ладонью, окунуться в манящую синеву спокойствия и вечности… Вздохнуть полной грудью, так чтобы и не выдохнуть вовсе потом, влить в себя свежий воздух, запах пыльной полыни, клевера и бог еще знает чего… Спуститься к озеру, окунуть руки в прохладную глубь, умыть лицо, сбросить с себя запыленную одежду и прыгнуть в воду с головой, нырнуть, вынырнуть, еще нырнуть, еще вынырнуть, вылезти, отряхнуться и бухнуться в траву, отдавая свое тело во власть отцу Солнышко и матери Земле! Закрыть глаза, вдохнуть еще раз и уснуть, и видеть сон…

И видеть сон как над бледным, холодным, оживленным, но по-прежнему мертвым городом сгущаются тучи из густого свинца. В отдалении, эхом слышны раскаты колесницы Ильи-пророка. Белые проблески зубастой молнии прорезают пространство своими изящными изгибами и, порвав, небо бесследно исчезают. Дует ветер.
Ветер срывает шапки, шляпы, кепки, бейсболки, капюшоны, обнажая бледные затылки и заскорузлые лысины заскорузлых теней. Ветер срывает головы, ветер срывает и несет людей к реке, кидает в пасть взбунтовавшейся пучины и несется обратно за новой жертвой.

Небо черно. Над головами людей дегтярное пятно, разлившееся по пространству и времени.
Ветер стихает.
Дождь останавливается.
Молчание.
Тишина.
Еще миг.
Тишина.
Вздох бородача: «Пощади, Боже!».
Тишина.
Еще мгновение…

Раскат грома и белый всполох лизнул бесформенную массу бледных голов. Еще всполох. Еще один. Наконец небо прорывается. Вода, обжигая дикими потоками, устремляется на землю, смывая, сметая, громя и очищая все на своем пути. Могучая река, не выдержав, выбрасывается из своих берегов и стирает грязь с лица земли. Миллионы гибнут. Миллионы бледных затылков исчезают в безмолвной пасти водяного палача…

И тогда стихия успокаивается, луч солнца прорывается сквозь мглу, освещая новый мир. Чистый, девственный, прекрасный мир. Города нет. Чистое поле, лес, река. Ветер привольно гуляет, наслаждаясь своим богатством свободы. Можно дышать…

Ты просыпаешься в грязи. Ты уже не дрожишь, не мерзнешь. Ты спокоен. Ты поднимаешься, расталкивая идущих, разворачиваешься и идешь им наперерез, смотря над бледными головами. Теперь ты дышишь.
2006 г.

Ответить

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *